В чем смысл соседства двух сцен - "сазаньего боя" и разговора по душам между отцом и сыном?
Леса, пронзительно брунжа, зачертила воду, за ней косым зеленоватым полотном вставала вода. Пантелей Прокофьевич перебирал обрубковатыми пальцами держак черпала.
– Заверни его на воду! Держи, а то пилой рубанет!
– Небось!
Большой изжелта-красный сазан поднялся на поверхность, вспенил воду и, угнув тупую лобастую голову, опять шарахнулся вглубь.
– Давит, аж рука занемела… Нет, погоди!
– Держи, Гришка!
– Держу-у-у!
– Гляди под баркас не пущай!.. Гляди!
Переводя дух, подвел Григорий к баркасу лежавшего на боку сазана.
Старик сунулся было с черпалом, но сазан, напрягая последние силы, вновь ушел в глубину.
– Голову его подымай! Нехай глотнет ветру, он посмирнеет.
Выводив, Григорий снова подтянул к баркасу измученного сазана. Зевая широко раскрытым ртом, тот ткнулся носом в шершавый борт и стал, переливая шевелящееся оранжевое золото плавников.
– Отвоевался! – крякнул Пантелей Прокофьевич, поддевая его черпаком.
Посидели еще с полчаса. Стихал сазаний бой.
– Сматывай, Гришка. Должно, последнего запрягли, ишо не дождемся.
Собрались. Григорий оттолкнулся от берега. Проехали половину пути. По лицу отца Григорий видел, что хочет тот что-то сказать, но старик молча поглядывал на разметанные под горой дворы хутора.
– Ты, Григорий, вот что… – нерешительно начал он, теребя завязки лежавшего под ногами мешка, – примечаю, ты, никак, с Аксиньей Астаховой…
Григорий густо покраснел, отвернулся. Воротник рубахи, врезаясь в мускулистую прижженную солнцегревом шею, выдавил белую полоску.
– Ты гляди, парень, – уже жестко и зло продолжал старик, – я с тобой не так загутарю. Степан нам сосед, и с его бабой не дозволю баловать. Тут дело могет до греха взыграть, а я наперед упреждаю: примечу – запорю!
Пантелей Прокофьевич ссучил пальцы в узловатый кулак, – жмуря выпуклые глаза, глядел, как с лица сына сливала кровь.
– Наговоры, – глухо, как из воды, буркнул Григорий и прямо в синеватую переносицу поглядел отцу.
– Ты помалкивай.
– Мало что люди гутарют…
– Цыц, сукин сын!
Григорий слег над веслом. Баркас заходил скачками. Завитушками заплясала люлюкающая за кормой вода.
До пристани молчали оба. Уже подъезжая к берегу, отец напомнил:
– Гляди не забудь, а нет – с нонешнего дня прикрыть все игрища. Чтоб с базу ни шагу. Так-то!
Промолчал Григорий. Примыкая баркас, спросил:
– Рыбу бабам отдать?
– Понеси купцам продай, – помягчел старик, – на табак разживешься.
Покусывая губы, шел Григорий позади отца. «Выкуси, батя, хоть стреноженный, уйду ноне на игрище», – думал, злобно обгрызая глазами крутой отцовский затылок.
Смысл соседства двух сцен - "сазаньего боя" и разговора по душам между отцом и сыном - заключается в похожести ситуаций у сазана и Григория: первый ведет борьбу за жизнь, второй - за свободу.
Между сазаном и главным героем можно провести параллель: рыба не смогла уйти от Григория, а Григорий, в свою очередь, не смог уйти из-под родительской опеки. Как сазан борется за свою жизнь ("поднялся на поверхность, вспенил
При оценке по первому критерию в 0 или 1 балл по второму критерию выставляется 1 балл.
Методические рекомендации:
Аналогия между "сазаньим боем" и разговором по душам отца и сына состоит в том, что и сазан, и Григорий готовы до последнего дыхания защищать свою свободу, и в дальнейшем повествовании мы увидим, как женившийся на Наталье Григорий, попавший "на удочку" подобно сазану, все-таки продолжает бороться за свою свободу и свое счастье (он мечется, сбегает из родного дома к Аксинье, борется за свое счастье и свою свободу, пока есть силы).