Заброшенная дорога

Часто бывает, что чудеса находятся возле нас - протяни руку и возьми, а мы и не подозреваем об этом. 

Был ли в яви или только приснился мне этот странный мальчик, овеянный нежностью и печалью нездешности, как маленький принц Экзюпери?.. Я знаю, что он был, как было и шоссе, заросшее подорожником и лопухами, но даже если бы этот мальчик принадлежал сну, он затронул мою душу неизмеримо сильнее других людей, чья грубая очевидность не вызывает сомнений...

Тот день начался с маленького чуда: оказалось, низинный ольшаник, примыкающий к даче с севера, сказочно богат грибами свинушками.

Как и всегда бывает во время счастливого грибного промысла, я становился всё разборчивее, меня уже не радовали большие грибы, и я срывал лишь маленькие твёрдые крепыши. Эти разборчивые поиски привели меня в глубь леса. Я хорошо знал окрестность: и со стороны шоссе, и со стороны нашей дачи, и со стороны болота, тянущегося за горизонт, лесные опушки были сплошь ольховые.

Однако, чем дальше я шел, тем плотнее росли деревья, трава стала вполовину моего роста, а стройные, розовые, похожие на свечи цветы вознеслись куда выше моей головы и было все труднее пробираться вперед, и чуть посмерклось, потому что дымно-голубые столбы света не могли пробиться сквозь теснотищу куп. И тут я набрел на этого мальчика, и свершилось главное чудо дня.

Небольшой, худенький, с узким лицом, загороженным круглыми очками, мальчик полол невесть откуда взявшееся заросшее булыжное шоссе.

-Здравствуй,- сказал он.

-Здравствуй, - отозвался я. - Зачем ты носишь очки? У тебя же простые стекла?

- От пыли. Когда ветрено - дорога пылит, а у меня конъюнктивит, - пояснил он на мой вопрос.

- А что это за дорога? Я никогда её раньше не видел.

- Не знаю... Ты не хочешь мне помочь?

Я пожал плечами и, нагнувшись, выдрал какое-то длинное растение. Я изрезал ладони, пока, наконец, вырвал его из земли. Да, это была работа! Недаром же у очкастого мальчика руки были в кровяных ссадинах. Мой пыл сразу угас.

- Слушай, а зачем тебе это нужно? - спросил я.

- Ты же видишь, дорога заросла, - он говорил, стоя на коленях и выкапывая из земли какой-то корень. - Надо её расчистить.

- А зачем? - упорствовал я.

- Ну как же!.. - у него был вежливый, мягкий и терпеливый голос. - Цветы и трава своими корнями разрушают дорогу! Раньше булыжник лежал к булыжнику, а теперь, видишь, какие щели!

- Я не о том!.. Зачем надо, чтобы она не разрушилась?

Он осторожно снял очки, ему хотелось получше рассмотреть человека, задающего такие несуразные вопросы.

- Если дорога разрушится, она исчезнет, и никто не узнает даже, что тут была дорога.

- Ну и пусть! - сказал я раздражённо. - Она всё равно никуда не ведёт!

- Все дороги куда-нибудь ведут, - сказал он с кроткой убежденностью и принялся за работу. - Посуди сам, разве стали бы её строить, если б она никуда не вела?

- Но раз её забросили, значит, она не нужна!

Он задумался и даже перестал выдёргивать цветы и травинки, в его глазах появилась боль - так трудно вложить в чужую душу самые простые и очевидные истины!

- Разве мы знаем, почему дорогу забросили?.. А может быть, кто-то на другом конце пробует её расчистить? Кто-то идёт мне навстречу, и мы встретимся. Нельзя дорогам зарастать, - сказал он твёрдо. - Я обязательно её расчищу.

- У тебя не хватит сил.

- У меня одного - нет. Но кто-то идёт мне навстречу и, может быть, прошёл уже полпути...

- Далась тебе эта дорога!

- Дорога - это очень важно. Без дороги никто никогда не будет вместе

Смутная догадка шевельнулась во мне.

- У тебя кто-нибудь уехал? Далеко?

Он не ответил и отвернулся.

- Я буду помогать тебе! - неожиданно для самого себя вскричал я.

- Спасибо, - сказал мальчик искренне, но без изменений в своей горячности. - Приходи сюда завтра утром, сегодня уже поздно, пора домой.

- А где ты живёшь?

- Там!.. - махнул он за чащу, поднялся, вытер ладони пучком травы, спрятал очки в карман и пошёл прочь, перепачканный, усталый, тщедушный, непреклонный дорожный строитель, и вскоре скрылся за кустами жимолости.

На другой день, ни свет ни заря, я устремился в лес.

Я мчался сквозь ольшаник, охваченный жгучим нетерпением и умиленный предвкушением встречи с мальчиком на заросшем булыжником шоссе, - его вера уже стала моей верой. Я был уверен, что без труда отыщу шоссе, ведь это так просто: всё прямо и прямо, сквозь ольшаник, в берёзовый лесок, и там обнажится чистая полоска синеватого булыжника...

Я так и не нашёл заброшенного шоссе. Всё было похоже на вчерашнее: и деревья, и травы, и розовые свечи высоких цветов, но не было ни шоссе, ни мальчика. До заката мыкался я по лесу, измученный, голодный, но всё было тщетно.

Мне никогда уже не попадалось ни заброшенное шоссе, ни даже стёжка, что нуждалась в моём труде. Но с годами я по-иному понял наставление мальчика. В моём сердце начиналось много дорог, ведущих к разным людям: и близким, и далёким, и к тем, о ком ни на минуту нельзя забыть, и к почти забытым. Вот этим дорогам был я нужен, и стал на вахту. Я не жалел ни труда, ни рук, я рвал напрочь чертополох и крапиву и всю прочую нечисть, не давая сорнякам глушить, разрушать дороги, превратить их в ничто. Но если я преуспевал в том, то лишь потому, что всякий раз с другого конца дороги начиналось встречное движение.

Вот только самую главную, важную и нужную дорогу в жизни я как раз не сумел отыскать. 

                                                                                                                                                                (По Ю.Нагибину)