Чем можно объяснить растерянность и робость николая петровича в сцене встречи м сыном и его приятелем базаровым? 

– Дай же отряхнуться, папаша, – говорил несколько сиплым от дороги,но звонким юношеским голосом Аркадий, весело отвечая на отцовскиеласки, – я тебя всего запачкаю.– Ничего, ничего, – твердил, умилённо улыбаясь, Николай Петрович ираза два ударил рукою по воротнику сыновней шинели и по собственномупальто. – Покажи-ка себя, покажи-ка, – прибавил он, отодвигаясь, и тотчасже пошёл торопливыми шагами к постоялому двору, приговаривая: «Вотсюда, сюда, да лошадей поскорее».Николай Петрович казался гораздо встревоженнее своего сына; онсловно потерялся немного, словно робел. Аркадий остановил его.– Папаша, – сказал он, – позволь познакомить тебя с моим добрымприятелем, Базаровым, о котором я тебе так часто писал. Он так любезен, чтосогласился погостить у нас.Николай Петрович быстро обернулся и, подойдя к человеку высокогороста в длинном балахоне с кистями, только что вылезшему из тарантаса,крепко стиснул его обнажённую красную руку, которую тот не сразу емуподал.– Душевно рад, – начал он, – и благодарен за доброе намерениепосетить нас; надеюсь... позвольте узнать ваше имя и отчество?– Евгений Васильев, – отвечал Базаров ленивым, но мужественнымголосом и, отвернув воротник балахона, показал Николаю Петровичу всёсвоё лицо. Длинное и худое, с широким лбом, кверху плоским, книзузаострённым носом, большими зеленоватыми глазами и висячимибакенбардами песочного цвету, оно оживлялось спокойной улыбкой ивыражало самоуверенность и ум.– Надеюсь, любезнейший Евгений Васильич, что вы не соскучитесьу нас, – продолжал Николай Петрович.Тонкие губы Базарова чуть тронулись; но он ничего не отвечал итолько приподнял фуражку. Его тёмно-белокурые волосы, длинные и густые,не скрывали крупных выпуклостей просторного черепа.– Так как же, Аркадий, – заговорил опять Николай Петрович,оборачиваясь к сыну, – сейчас закладывать лошадей, что ли? Или выотдохнуть хотите?– Дома отдохнём, папаша; вели закладывать.– Сейчас, сейчас, – подхватил отец. – Эй, Пётр, слышишь?Распорядись, братец, поживее.Пётр, который в качестве усовершенствованного слуги не подошёлк ручке барича, а только издали поклонился ему, снова скрылся подворотами.– Я здесь с коляской, но и для твоего тарантаса есть тройка, –хлопотливо говорил Николай Петрович, между тем как Аркадий пил воду изжелезного ковшика, принесённого хозяйкой постоялого двора, а Базаровзакурил трубку и подошёл к ямщику, отпрягавшему лошадей, – толькоколяска двухместная, и вот я не знаю, как твой приятель...– Он в тарантасе поедет, – перебил вполголоса Аркадий. – Ты с ним,пожалуйста, не церемонься. Он чудесный малый, такой простой – тыувидишь.Кучер Николая Петровича вывел лошадей.