С какой целью автор использует в стихотворении библейские аллюзии?

«Ёлка в больничном коридоре» Белла Ахмадулина

В коридоре больничном поставили елку. Она

и сама смущена, что попала в обитель страданий.

В край окна моего ленинградская входит луна

и недолго стоит: много окон и много стояний.

К той старухе, что бойко бедует на свете одна,

переходит луна, и доносится шорох стараний

утаить от соседок, от злого непрочного сна

нарушенье порядка, оплошность запретных рыданий.

Всем больным стало хуже. Но все же – канун Рождества.

Завтра кто-то дождется известий, гостинцев, свиданий.

Жизнь со смертью – в соседях. Каталка всегда не пуста –

лифт в ночи отскрипит равномерность ее упаданий.

Вечно радуйся, Дево! Младенца ты в ночь принесла.

Оснований других не оставлено для упований,

но они так важны, так огромны, так несть им числа,

что прощен и утешен безвестный затворник подвальный.

Даже здесь, в коридоре, где елка – причина для слез

(не хотели ее, да сестра заносить повелела),

сердце бьется и слушает, и – раздалось, донеслось:

– Эй, очнитесь! Взгляните – восходит Звезда Вифлеема.

Достоверно одно: воздыханье коровы в хлеву,

поспешанье волхвов и неопытной матери локоть,

упасавший младенца с отметиной чудной во лбу.

Остальное – лишь вздор, затянувшейся лжи мимолетность.

Этой плоти больной, изврежденной трудом и войной,

что нужней и отрадней столь просто описанной сцены?

Но корят – то вином, то другою какою виной

и питают умы рыбьей костью обглоданной схемы.

Я смотрела, как день занимался в десятом часу:

каплей был и блестел, как бессмысленный черный фонарик, –

там, в окне и вовне. Но прислышалось общему сну:

в колокольчик на елке названивал крошка-звонарик.

Занимавшийся день был так слаб, неумел, неказист.

Цвет – был меньше, чем розовый: родом из робких, не резких.

Так на девичьей шее умеет мерцать аметист.

Все потупились, глянув на кроткий и жалобный крестик.

А как стали вставать, с неохотой глаза открывать,

вдоль метели пронесся трамвай, изнутри золотистый.

Все столпились у окон, как дети: – Вот это трамвай!

Словно окунь, ушедший с крючка: весь пятнистый, огнистый.

Сели завтракать, спорили, вскоре устали, легли.

Из окна вид таков, что невидимости Ленинграда

или невидали мне достанет для слез и любви.

– Вам не надо чего-нибудь? – Нет, ничего нам не надо.

Мне пеняли давно, что мои сочиненья пусты.

Сочинитель пустот, в коридоре смотрю на сограждан.

Матерь Божия! Смилуйся! Сына о том же проси.

В День Рожденья Его дай молиться и плакать о каждом!