сочинение по тексту Симонова:
— (1)Вот, — сказал Леонидов, постучав пальцем по газете. — (2)Вот! (3)Я в армейской еще позавчера заметил, хотел вам почитать, да у меня кто-то замахорил… (4)Вот… — И стал медленно читать вслух громким, сердитым голосом: — «Немецко-фашистские мерзавцы зверски расправляются с попадающими к ним в плен ранеными красноармейцами. (5)В деревне Никулино фашисты изрубили на куски восемь раненых красноармейцев-артиллеристов; у троих из них отрублены головы…» — Он задержал палец на том месте, до которого дочитал, и, продолжая держать его там, поднял злые глаза и спросил: — Ну, что? — Спросил так, словно кто-то спорил с ним. (6)Потом снова посмотрел на то место, где держал палец, и повторил: — «У троих из них отрублены головы…» (7)А я вчера немца убил, так мне Караулов по уху дал. (8)Да?
— (9)Так тебе и надо! — отозвался Комаров. — (10)А что же, люди старались, «языка» брали, а ты его бьешь! (11)Посмотри, какой стрелок!
— (12)Так я ж его и брал, — возразил Леонидов.
— (13)Не ты один брал.
— (14)Ну ладно, по уху, — сказал Леонидов. — (15)Не будь он комвзвода, он бы у меня покатился! (16)Ладно, пусть, — повторил он. — (17)Но он же еще пригрозил: в другой раз повторить — расстреляю! (18)Это как понимать?
— (19)А так и понимать: не бей «языка», — снова наставительно сказал Комаров.
— (20)А как понимать, что меня еще старший политрук тягал? (21)Он мне про «языка» не говорил. (22)Он говорит: «Раз пленный, то вообще не имеешь права… (23)Какое твое право!» — он мне говорит. (24)А это, — Леонидов упер палец в газету так, что прорвал ее, — а это я имею право читать? (25)Или не имею? (26)Я в газете своими глазами все это вижу, как людям головы рубят! (27)А мне по уху? (28)Да? (29)Он замолчал, ожидая, что ему кто-нибудь ответит. (30)Но ему никто не ответил, и он стал читать дальше, повысив голос против прежнего:
— «В деревне Макеево командир роты связи тов. Мочалов и политрук роты тов. Губарев обнаружили зверски истерзанные трупы красноармейцев Ф.И.Лапенко, С.Д.Сопова, Ф.С.Фильченко. (31)Фашисты надругались над ранеными, выкололи у них глаза, отрезали носы и перерезали горло…» — Он снова оторвался от газеты. — (32)Для чего нам про это пишут? (33)А, младший сержант?
— (34)Чтоб злей были.
— (35)Я и так чересчур злой!
— (36)А «языка» все равно не трогай, — отозвался Комаров, любивший бить в одну точку. — (37)Раз взял, значит, взял.
— (38)Чересчур вы добрые, погляжу я на вас! — зло сказал Леонидов. (39)Синцов отложил бритву. (40)Последние слова Леонидова рассердили его.
— (41)А ты нам свою злость в глаза не суй! (42)Подожди… — хлопнул он по колену, видя, что Леонидов собирается прервать его. — (43)Ты злой! (44)А сколько фашистов у тебя на счету? (45)Кроме того пленного, два? (46)А Комаров добрый, у него четверо!
(47)Когда он в первый раз выходил из землянки умываться, это не бросилось ему в глаза, а сейчас он внезапно заметил всю красоту природы в этот солнечный зимний день: и на редкость синее небо, и белизну нападавшего за ночь снега, и черные тени стволов, и даже треугольник самолетов, летевших так высоко, что их далекое, тонкое пение не казалось опасным. (48)Только что в блиндаже они спорили между собой о войне и смерти, о том, как убивать людей, и о том, можно ли при этом быть добрым и злым… (49)А сейчас он шел к развалинам барского дома по залитой солнцем и разлинованной тенями стволов сосновой аллее и думал, как, в сущности, плохо приспособлен человек к той жизни, которая называется войной.
(50)Он и сам пытается приучить себя к этой жизни, и другие заставляют его приучиться к ней, и все равно из этого ровным счетом ничего не выходит, если иметь в виду не поведение человека, на котором постепенно начинает сказываться время, проведенное на войне, а его чувства и мысли в минуту отдыха и тишины, когда он, закрыв глаза, может, словно из небытия, мысленно возвратиться в нормальную человеческую обстановку… (51)Нет, можно научиться воевать, но привыкнуть к войне невозможно. (52)Можно только сделать вид, что ты привык, и некоторые очень хорошо делают этот вид, а другие не умеют его делать и, наверное, никогда не сумеют. (53)Кажется, он, Синцов, умеет делать этот вид, а что проку в том? (54)Вот пригрело солнышко, небо синее, и самолеты летят куда-то не сюда, и пушки стреляют не сюда, и он идет, и ему так хочется жить, так хочется жить, что прямо хоть упади на землю и заплачь и жадно попроси еще день, два, неделю вот такой безопасной тишины, чтобы знать, что, пока она длится, ты не умрешь…
(По К.М. Симонову*)
Можно ли привыкнуть к жизни в военное время? Над этим вопросом задумывается К. Симонов.
Размышляя над проблемой, автор описывает мысли Синцова, который живет в военное время. Герой старается «приучить себя к этой жизни, и другие заставляют его приучиться к ней», но у него не получается. Симонов обращает внимание на то, что можно лишь «научиться воевать», но привыкнуть к войне – нельзя. Таким образом, можно сделать вывод о том, что главный герой лишь делает вид, что привык к войне, но в глубине души он страдает от того, что не может найти покой. И очень многие люди в жизни поступают также.
Также Симонов описывает чувства главного героя. Он пишет: «и он идет, и ему так хочется жить». Этими словами автор передает крик Синцова о желании жить. Он так сильно хочет побыть в безопасной тишине, «чтобы знать, что пока она длится, ты не умрешь…». Этот эпизод помогает понять то, с какой болью человек проживает все это время, как ему тяжело морально.
Примеры дополняют друг друга. С их помощью Симонов показывает