Внучка Леночка стояла от меня всего в двух шагах, не больше. Задрав головенку, с любопытством глядела, как я работал молотком. Близилась зима, надо было утеплить курятник. Работа пустяковая, но я так и не научился тому, что крестьянам дается с молоком матери: один гвоздь пошел вкось, и доска легла не на свое место, и от этого другая сместилась, и третья, и четвертая, и для последней, конечно, не хватило места. Пришлось сбивать весь ряд вправо, в ту сторону, где стояла Леночка. Мне и в голову не приходило, что молоток может вырваться из руки. Я бил, бил что есть силы по обрезу крайней доски. Промахнулся, и молоток, будто намазанный маслом, скользнул из ладони и с силой пролетел всего в нескольких сантиметрах от головы внучки. Он пролетел так стремительно, что Леночка даже не заметила, по-прежнему глядела, задрав головенку. А я весь омертвел от ужаса. Мне не так уж трудно было представить, что было бы, если бы молоток не пролетел мимо. Случилось бы непоправимое, случилось бы настолько страшное, что я, наверно, сошел бы с ума от ужаса! Я чуть не заплакал, сознавая, что только добрый случай спас внучку.— Боже мой, Леночка. — И тут же закричал: — Марш отсюда!

Не понимая, чего это я, она отодвинулась.

— Дальше! Дальше! — кричал я, хотя ей теперь уже совсем не надо было никуда уходить. Она немного отбежала и остановилась.

— Ведь я же мог тебя убить, — не ей, а себе сказал я, чувствуя, как мною все больше овладевает сложное состояние — не избавления от страха, а нагнетание какого-то тягостного ощущения кошмара, который должен испытывать нечаянный убийца.

— Гуль-гуль, — сказал я и присел перед ней на корточки и с жадной болью оглядел ее лицо, будто не веря тому, что оно цело, не изуродовано. — Гуль-гуль.

Я никогда не верил в судьбу, но тут впервые подумал о том, что кто-то или что-то отвело жестокий удар, сломавший бы мне жизнь, спасло Леночку, и вот она глядит на меня, смеется, ничего не понимает и ждёт, что будет дальше. Ничего не изменилось. Все осталось по-прежнему. И в этой неизменности был великий прекрасный, смысл!

— Гуль-гуль! — Я прижал ее головенку к груди, ощущая ее, живую! И почувствовал, как сердце наполняется такой нежной и ласковой любовью к внучке, какой до этого дня я еще никогда не испытывал.

Наверно, она что-то почувствовала, потому что необычайно доверчиво прижалась ко мне, но глядела по-прежнему с улыбкой, не понимая, какая неуловимая грань отделяла ее от смерти.Я никогда не верил в судьбу, но тут впервые подумал о том, что кто-то или что-то отвело жестокий удар, сломавший бы мне жизнь, спасло Леночку, и вот она глядит на меня, смеется, ничего не понимает и ждёт, что будет дальше. Ничего не изменилось. Все осталось по-прежнему. И в этой неизменности был великий прекрасный, смысл!

— Гуль-гуль! — Я прижал ее головенку к груди, ощущая ее, живую! И почувствовал, как сердце наполняется такой нежной и ласковой любовью к внучке, какой до этого дня я еще никогда не испытывал.

Наверно, она что-то почувствовала, потому что необычайно доверчиво прижалась ко мне, но глядела по-прежнему с улыбкой, не понимая, какая неуловимая грань отделяла ее от смерти.будто не веря тому, что оно цело, не изуродовано. – Гуль-гуль…

Я никогда не задумывался о провидении, никогда не верил ни в бога, ни в судьбу, и если с чем связывал свою жизнь, то только с жизнью своей страны, но тут впервые потрясённо подумал о том, что кто-то или что-то отвело жестокий удар, сломавший бы мне жизнь, спасло Леночку, и вот она глядит на меня, смеётся, ничего не понимая и ждёт, что будет дальше.

- Гуль-гуль! – я прижал её головёнку к груди, ощущая её, ЖИВУЮ! И почувствовал, как сердце наполняется такой нежной и ласковой любовью к внучке, какой до этого дня я ещё никогда не испытывал.

Наверно, она что-то почувствовала, потому что необычайно доверчиво прижалась ко мне, но глядела по-прежнему с улыбкой, не понимая, какая неуловимая грань отделяла её от смерти.

Нет, ни радость, ни веселье не пришли ко мне – им не было места, всё ещё было заполнено страхом, тревогой, но светлое состояние счастья было открыто мне, и с каждой минутой всё больше нежная ласковость к внучке наполняла сердце, и я , уже отпустив её, - она бегала, занималась своими делами, - и про себя и вслух бесконечно повторял:Какое счастье!

И во всей своей полувековой жизни не находил такого громадного счастья, как это. Такого у меня ещё никогда не было!

из задания 22 видно что повествование от лица рассказчика