(1)Семи-восьмилетним мальчишкой я увлекался «Тремя мушкетёрами» Дюма. (2)Пухлый том с волнующей эмблемой в виде мушкетёрского плаща, скрещенных шпаг и широкополой шляпы — первая книга, которую я сам прочитал. (3)Я уже знал многих писателей; Диккенса, Скотта, Купера. (4)Их читала мне мама. (5)Я любил эти чтения вслух, но глубокая прелесть книг, когда прочитанное так сплетается с самой жизнью, что уж не знаешь, где жизнь, а где вымысел, открылась мне впервые, когда я сам прочитал «Трёх мушкетёров».

(6)У меня было три закадычных друга. (7) Мама подала мне мысль превратить друзей в мушкетёров и пережить с ними заново историю любимых героев.

(8)Со временем игра наша приобрела чёткую форму, хотя мы никогда не разыгрывали сцен из романов Дюма; ни погони за бриллиантовыми подвесками, ни завтрака на бастионе Сен-Жерве, ни расправы над миледи. (9)Не придумывали мы и своих собственных с завершённой интригой сцен. (10)Наша игра была лишена всякой театральности. (11)Быть может, это объясняется тем, что нас увлекал в этой игре не сюжет, а та атмосфера тесной дружбы, которая ежеминутно могла быть подтверждена ударом шпаги, дружбы, полной самопожертвования и бескорыстия, дружбы, в которой четыре человека ощущали себя, как одного, и четыре сердца, как одно сердце.

(12)...Последующие годы мы виделись значительно реже, чем в пору детства. (13)Наши жизненные пути разошлись, у каждого появились свои интересы, свои надежды, а порой и тревоги, о которых не расскажешь даже самому близкому другу. (14)Но это не значит, что ослабли связующие нас нити. (15)Каждое более или менее значительное событие в жизни одного из нас как-то само собой собирало всех вместе.

(16)В последний раз мы встретились 22 июня 1941 года. (17)Мы знали, что это будет последняя наша встреча, и молчали. (18)Тень вечности скользнула над нашим столом. (19)У Бориса детски дрожали пухлые губы. (20)Павел опустил голову, он мог многого добиться в жизни, но, беспощадный к себе, он не ждал пощады от судьбы.

(21)О судьбе своих товарищей я узнал, вернувшись после контузии зимой сорок третьего года в Москву.

(22)Дома меня ждало письмо от Бориса. (23)Он писал: (24)«Я стал такой злой и упрямый, а мне всё злости мало. (25)Хочу знать всё про вас: кто живой, а кто пал от руки фашистов, чтоб и за эти жизни взять с них ответ». (26)Я написал Борису, что знал.

(27)Павел пал в боях за Москву. (28)Его имя значилось в коротенькой заметке Информбюро. (29)Там сообщалось об упорном бое, разгоревшемся в селе Н. между группой советских бойцов во главе с младшим лейтенантом Аршанским и ротой немецких автоматчиков. (З0)Советские воины, отрезанные от своей части, засели в здании сельсовета и в течение нескольких часов отражали атаки немцев. (31)В конце концов немцам удалось поджечь деревянное строение. (32)Советские воины предпочли погибнуть в огне, нежели сдаться в плен.

(ЗЗ)Заметка была написана в обычном тоне: кратко, сухо, без подробностей. (34)Но я, для которого младший лейтенант Аршанский был соратником по Чистопрудным боям, очень хорошо представил, как всё это происходило. (35)Да, вот о таких, как Павел, разбился характер новоявленных тевтонов.

(36)О судьбе Коли я узнал несколько позже. (37)Оказалось, он никогда не был на Волховском фронте. (38)Он погиб у Ильменя. (39) В один из московских госпиталей прибыл его товарищ, однокашник, который был с ним в последнем бою. (40)И последнее, что он видел, перед тем как его ранили, был Николай, тащивший на спине раненого товарища.

(41)Мать Николая, пришедшая вместе со мной в госпиталь, спросила почему-то раненого, видел ли он лицо Николая в этот момент. (42)Нет, сказал тот, товарищ, которого тащил Николай, был очень велик и грузен. (43)Коля так согнулся под тяжестью его тела, что лицом едва не касался снега.

(44)Коля был маленьким и тщедушным. (45)Я помню: сумка с провизией или туго набитый ученический портфель казались ему немалой тяжестью, и он поминутно перекладывал ношу из руки в руку. (46)Я бы нисколько не удивился, услышав о самом невероятном его подвиге. (47)Его беспечной дерзости хватило бы на любое отважное деяние. (48)Но рассказ раненого поразил меня: то, что сделал Николай, было сверх его физической силы.

(49)Иначе сложилась судьба Бориса. (50)Он прошёл до конца весь беспримерный путь русского солдата. (51)Убитый под Ельней, он воскрес под Молодечно. (52)Он брал Варшаву и, оплаканный матерью в дни штурма Кёнигсберга, прислал ей весть из-под Кюстрина. (53)Четырежды раненный, дважды контуженный, дваждыобъявленный погибшим, он брал Берлин, и не его вина, если он не был в числе тех, кто поднял знамя над горящим рейхстагом.

(По Ю. Нагибину *)

* Юрий Маркович Нагибин (1920—1994) — российский писатель, прозаик, журналист, корреспондент. Учился во ВГИКе на сценарном факультете, окончить который не удалось: напарюсь война. Тема войны, впечатления, воспоминания впоследствии нашли отражение в его военных рассказах. После окончания войны занимался журналистикой, но не оставлял работы над прозой: рассказы «Трубка», «Зимний дуб» были очень популярны.

В середине 50-х годов один за другим выходят сборники рассказов «Человек и дорога», «Чистые пруды», «Далёкое и близкое», «Ранней весной». В 1980-е Нагибин пишет цикл рассказов о «великих» (Гете, Бах, Тютчев, Лесков и др.).

Много сил Нагибин отдал кино, написав сценарии таких известных фильмов, как «Председатель», «Директор», «Красная палатка», «Чайковский», «Ночной гость» и др.