(1) Иван Великопольский, студент духовной академии, сын дьячка, возвращаясь с тяги домой, шёл всё время заливным лугом по тропинке. (2) У него закоченели пальцы, и разгорелось от ветра лицо. (3) Ему казалось, что этот внезапно наступивший холод нарушил во всём порядок и согласие, что самой природе жутко, и оттого вечерние потёмки сгустились быстрей, чем надо. (4) Кругом было пустынно и как-то особенно мрачно. (5) Только на вдовьих огородах около реки светился огонь… (6) Студент вспомнил, что, когда он уходил из дому, его мать, сидя в сенях на полу, босая, чистила самовар, а отец лежал на печи и кашлял… (7) И теперь, пожимаясь от холода, студент думал о том, что точно такой же ветер дул и при Рюрике, и при Иоанне Грозном, и при Петре, и что при них была точно такая же лютая бедность, голод, такие же дырявые соломенные крыши, невежество, тоска, такая же пустыня кругом, мрак, чувство гнёта, — все эти ужасы были, есть и будут, и оттого, что пройдёт ещё тысяча лет, жизнь не станет лучше. (8) И ему не хотелось домой.

(9) Огороды назывались вдовьими потому, что их содержали две вдовы, мать и дочь. (10) Костёр горел жарко, с треском, освещая далеко кругом вспаханную землю.

(11) — Вот вам и зима пришла назад, — сказал студент, подходя к костру.

(12) Василиса вздрогнула, но тотчас же узнала его и улыбнулась приветливо.

(13) — Точно так же в холодную ночь грелся у костра апостол Пётр, — сказал студент, протягивая к огню руки. — (14) Значит, и тогда было холодно. (15) Ах, какая то была страшная ночь, бабушка!

(16) Он посмотрел кругом на потёмки, судорожно встряхнул головой и спросил: Небось, была на двенадцати евангелиях?

(17) — Была, — ответила Василиса.

(18) — Если помнишь, во время тайной вечери Пётр сказал Иисусу: «С тобою я готов и в темницу, и на смерть». (19) А господь ему на это: «Говорю тебе, Пётр, не пропоёт сегодня петел, то есть петух, как ты трижды отречёшься, что не знаешь меня»… (20) Потом, ты слышала, Иуда в ту же ночь предал Иисуса мучителям. (21) Его связанного вели к первосвященнику и били, а Пётр, изможденный, замученный тоской и тревогой, предчувствуя, что вот-вот на земле произойдёт что-то ужасное, шёл вслед…

(22) — Пришли к первосвященнику, — продолжал студент, — Иисуса стали допрашивать, а работники тем временем развели среди двора огонь, потому что было холодно, и грелись. (23) С ними около костра стоял Пётр и тоже грелся, как вот я теперь. (24) Одна женщина, увидев его, сказала: «И этот был с Иисусом», то есть, что и его, мол, нужно вести к допросу. (25) И все работники, что находились около огня, должно быть, подозрительно и сурово поглядели на него. потому что он смутился и сказал: «Я не знаю его». (26) Немного погодя опять кто-то узнал в нём одного из учеников Иисуса и сказал: «И ты из них». (27) Но он опять отрёкся. (28) И в третий раз кто-то обратился к нему: «Да не тебя ли сегодня я видел с ним в саду?» (29) Он третий раз отрёкся. (30) И после этого раза тот час же запел петух, и Пётр, взглянув издали на Иисуса, вспомнил слова, которые он сказал ему на вечери... (31) Вспомнил, очнулся, пошёл со двора и горько-горько заплакал.

(32) Студент вздохнул и задумался. (33) Василиса вдруг всхлипнула, слёзы, крупные, изобильные, потекли у неё по щекам, и она заслонила рукавом лицо от огня, как бы стыдясь своих слёз, а Лукерья, глядя неподвижно на студента, покраснела, и выражение у неё стало тяжёлым, напряжённым, как у человека, который сдерживает сильную боль.

(34) Студент пожелал вдовам спокойной ночи и пошёл дальше.

(35) Теперь студент думал: если Василиса заплакала, а её дочь смутилась, то, очевидно, то, о чём он только что рассказывал, что происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему — к обеим женщинам и, вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем людям.

(36) И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остановился на минуту, чтобы перевести дух. (37) Прошлое, думал он, связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. (38) И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой.

(39) А когда он переправлялся на пароме через реку и потом, поднимаясь на гору, глядел на свою родную деревню и на запад, где узкою полосой светилась холодная багровая заря, то думал о том, что правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле. (40) И чувство молодости, здоровья, силы, и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья овладевали им мало-помалу, и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла.

(По А. Чехову)

Чехов Антон Павлович (1860 — 1904) — русский писатель, драматург, общепризнанный классик мировой литературы.