Какими чувствами наполнено авторское размышление о Москве?
XXXVIНо вот уж близко. Перед ними
Уж белокаменной Москвы.
Как жар, крестами золотыми
Горят старинные главы.
Ах, братцы!как я был доволен,
Когда церквей и колоколен,
Садов, чертогов полукруг
Открылся предо мною вдруг!
Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!
Москва... как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
XXXVIIВот, окружен своей дубравой,
Петровский замок. Мрачно он
Недавнею гордится славой.
Напрасно ждал Наполеон,
Последним счастьем упоенный,
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля:
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головою.
Не праздник, не приемный дар,
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою.
Отселе, в думу погружен,
Глядел на грозный пламень он.
XXXVIIIПрощай, свидетель падшей славы,
Петровский замок. Ну! не стой,
Пошел! Уже столпы заставы
Белеют; вот уж по Тверской
Возок несется чрез ухабы.
Мелькают мимо будки, бабы,
Мальчишки, лавки, фонари,
Дворцы, сады, монастыри,
Бухарцы, сани, огороды,
Купцы, лачужки, мужики,
Бульвары, башни, казаки,
Аптеки, магазины моды,
Балконы, львы на воротах
И стаи галок на крестах.
XXXIXВ сей утомительной прогулке
Проходит час-другой, и вот
У Харитонья в переулке
Возок пред домом у ворот
Остановился...
Роман в стихах «Евгений Онегин» А. С Пушкина называют «энциклопедией русской жизни», «народным произведением» и «свободным романом». Широта и всеобъемлемость романа, многостороннее изображение российской действительности во многом достигается автором при помощи лирических отступлений.
Так, например, следуя за Татьяной в Москву «на ярмонку невест», Пушкин предваряет развитие действия лирическим отступлением, в котором с любовью и гордостью размышляет о Москве, о её значение для русского человека и для истории России в целом.
С теплотой и нежность автор называет её «Москва моя». Ему радостно от того, что он вновь может окунуться в её объятья: «Ах, братцы! как я был доволен…». Москва для него имеет большое значение. В его «блуждающей судьбе» Москва оставалась якорем, притягивающим его думы и помыслы: