Как в данном эпизоде намечена грядущая неудача Чичикова в его «деле»?

–– Отчего ж ты не хочешь играть? –– сказал Ноздрёв.

–– Ну оттого, что не расположен. Да, признаться сказать, я вовсе не охотник играть.

–– Отчего ж не охотник?

Чичиков пожал плечами и прибавил:

–– Потому что не охотник.

–– Дрянь же ты!

–– Что ж делать? так Бог создал.

–– Фетюк просто! Я думал было прежде, что ты хоть сколько-нибудь порядочный человек, а ты никакого не понимаешь обращения. С тобой никак нельзя говорить, как с человеком близким… никакого прямодушия, ни искренности! совершенный Собакевич, такой подлец!

–– Да за что же ты бранишь меня? Виноват разве я, что не играю? Продай мне душ одних, если уж ты такой человек, что дрожишь из-за этого вздору.

–– Чёрта лысого получишь! хотел было, даром хотел отдать, но теперь вот не получишь же! Хоть три царства давай, не отдам. Такой шильник, печник гадкий! С этих пор с тобой никакого дела не хочу иметь. Порфирий, ступай скажи конюху, чтобы не давал овса лошадям его, пусть их едят одно сено.

Последнего заключения Чичиков никак не ожидал.

–– Лучше б ты мне просто на глаза не показывался! –– сказал Ноздрёв.

Несмотря, однако ж, на такую размолвку, гость и хозяин поужинали вместе, хотя на этот раз не стояло на столе никаких вин с затейливыми именами. Торчала одна только бутылка с каким-то кипрским, которое было то, что называют кислятина во всех отношениях. После ужина Ноздрёв сказал Чичикову, отведя его в боковую комнату, где была приготовлена для него постель:

–– Вот тебе постель! Не хочу и доброй ночи желать тебе!

Чичиков остался по уходе Ноздрёва в самом неприятном расположении духа. Он внутренно досадовал на себя, бранил себя за то, что к нему заехал и потерял даром время. Но ещё более бранил себя за то, что заговорил с ним о деле, поступил неосторожно, как ребёнок, как дурак: ибо дело совсем не такого роду, чтобы быть вверену Ноздрёву… Ноздрёв человек-дрянь, Ноздрёв может наврать, прибавить, распустить чёрт знает что, выйдут ещё какие-нибудь сплетни –– нехорошо, нехорошо. «Просто дурак я», –– говорил он сам себе. Ночь спал он очень дурно. 

(Н.В. Гоголь, «Мёртвые души»)