Вариант 9

Илья Ильич лежал небрежно на диване, играя туфлей, ронял её на пол, поднимал на воздух, повертит там, она упадёт, он подхватывает с пола ногой... Вошёл Захар и стал у дверей.

–– Ты что? –– небрежно спросил Обломов.

Захар молчал и почти прямо, не стороной, глядел на него.

–– Ну? –– спросил Обломов, взглянув на него с удивлением. –– Пирог, что ли, готов?

–– Вы нашли квартиру? –– спросил в свою очередь Захар.

–– Нет ещё. А что?

–– Да я не всё ещё разобрал: посуда, одежда, сундуки –– всё ещё в чулане горой стоит. Разбирать, что ли?

–– Погоди, –– рассеянно сказал Обломов, –– я жду ответа из деревни.

–– Стало быть, свадьба-то после Рождества будет? –– прибавил Захар.

–– Какая свадьба? –– вдруг встав, спросил Обломов.

–– Известно какая: ваша! –– отвечал Захар положительно, как о деле давно решённом. –– Ведь вы женитесь?

–– Я же-нюсь! На ком? –– с ужасом спросил Обломов, пожирая Захара изумлёнными глазами.

–– На Ильинской барыш... –– Захар ещё не договорил, а Обломов был у него почти на носу.

–– Что ты, несчастный, кто тебе внушил эту мысль? –– патетически, сдержанным голосом воскликнул Обломов, напирая на Захара.

–– Что я за несчастный? Слава тебе Господи! –– говорил Захар, отступая к дверям. –– Кто? Люди Ильинские ещё летом сказывали.

–– Цссс!.. –– зашипел на него Обломов, подняв палец вверх и грозя на Захара. –– Ни слова больше!

–– Разве я выдумал? –– говорил Захар.

–– Ни слова! –– повторил Обломов, грозно глядя на него, и указал ему дверь.

Захар ушёл и вздохнул на все комнаты.

Обломов не мог опомниться; он всё стоял в одном положении,

с ужасом глядя на то место, где был Захар, потом в отчаянии положил руки на голову и сел в кресло.

«Люди знают! –– ворочалось у него в голове. –– По лакейским, по кухням, толки идут! Вот до чего дошло! Он осмелился спросить, когда свадьба. А тётка ещё не подозревает, или если подозревает, то, может быть, другое, недоброе... Ай, ай, ай, что она может подумать! А я? А Ольга?»

–– Несчастный, что я наделал! –– говорил он, переваливаясь на диван лицом к подушке. –– Свадьба! Этот поэтический миг в жизни любящихся, венец счастья –– о нём заговорили лакеи, кучера, когда ещё ничего не решено, когда ответа из деревни нет, когда у меня пустой бумажник, когда квартира не найдена...

Он стал разбирать «поэтический миг», который вдруг потерял краски, как только заговорил о нём Захар. Обломов стал видеть другую сторону медали и мучительно переворачивался с боку на бок, ложился на спину, вдруг вскакивал, делал три шага по комнате и опять ложился.

«Ну, не бывать добру! –– думал со страхом Захар у себя в передней. –– Эк меня дёрнула нелёгкая!»

–– Откуда они знают? –– твердил Обломов. –– Ольга молчала, я и подумать вслух не смел, а в передней всё решили! Вот что значит свидания наедине, поэзия утренних и вечерних зорь, страстные взгляды и обаятельное пение! Ох, уж эти поэмы любви, никогда добром не кончаются! Надо прежде стать под венец и тогда плавать в розовой атмосфере!.. Боже мой! Боже мой! Бежать к тётке, взять Ольгу за руку и сказать: «Вот моя невеста!», да не готово ничего, ответа из деревни нет, денег нет, квартиры нет! Нет, надо выбить прежде из головы Захара эту мысль, затушить слухи, как пламя, чтоб оно не распространилось, чтоб не было огня и дыма... Свадьба! Что такое свадьба?..»

Он было улыбнулся, вспомнив прежний свой поэтический идеал свадьбы, длинное покрывало, померанцевую ветку, шёпот толпы...

Но краски были уже не те: тут же, в толпе, был грубый, неопрятный Захар и вся дворня Ильинских, ряд карет, чужие, холодно-любопытные лица. Потом, потом мерещилось всё такое скучное, страшное...

«Надо выбить из головы Захара эту мысль, чтоб он счёл это за нелепость», –– решил он, то судорожно волнуясь, то мучительно задумываясь.

Через час он кликнул Захара.

(И.А. Гончаров, «Обломов»)

Гражданин

Нет, ты не Пушкин. Но покуда,

Не видно солнца ниоткуда,

С твоим талантом стыдно спать;

Ещё стыдней в годину горя

Красу долин, небес и моря

И ласку милой воспевать...

Гроза молчит, с волной бездонной

В сияньи спорят небеса,

И ветер ласковый и сонный

Едва колеблет паруса, —

Корабль бежит красиво, стройно,

И сердце путников спокойно,

Как будто вместо корабля

Под ними твёрдая земля.

Но гром ударил; буря стонет,

И снасти рвёт, и мачту клонит, —

Не время в шахматы играть,

Не время песни распевать!

Вот пёс — и тот опасность знает

И бешено на ветер лает:

Ему другого дела нет...

А ты что делал бы, поэт?

Ужель в каюте отдаленной

Ты стал бы лирой вдохновенной

Ленивцев уши услаждать

И бури грохот заглушать?

Пускай ты верен назначенью,

Но легче ль родине твоей,

Где каждый предан поклоненью

Единой личности своей?

Наперечёт сердца благие,

Которым родина свята.

Бог помочь им!.. а остальные?

Их цель мелка, их жизнь пуста.

Одни — стяжатели и воры,

Другие — сладкие певцы,

А третьи... третьи — мудрецы:

Их назначенье — разговоры.

Свою особу оградя,

Они бездействуют, твердя:

«Неисправимо наше племя,

Мы даром гибнуть не хотим,

Мы ждём: авось поможет время,

И горды тем, что не вредим!».

Хитро скрывает ум надменный

Себялюбивые мечты,

Но... брат мой! кто бы ни был ты,

Не верь сей логике презренной!

Страшись их участь разделить,

Богатых словом, делом бедных,

И не иди во стан безвредных,

Когда полезным можешь быть!

Не может сын глядеть спокойно

На горе матери родной,

Не будет гражданин достойный

К отчизне холоден душой…