Я всё чаще думаю о том, как трудно быть истинно благодарным, то есть принести пользу тому, кто оказал нам некогда благодеяние. Неуважение к заслугам, а ещё более неблагодарность представлялись всегда моему воображению в самом отвратительном виде. В душе я никогда не был неблагодарным, но — увы! На деле я не сумел или даже не захотел (кто доберётся до правды, роясь в хламе сердца!) быть благодарным именно там, где благодарность была священным долгом. Правда, во всей моей жизни не так много случаев такого долга. Я имел твёрдое намерение отблагодарить — и не однажды, — но судьба не дала мне этого сделать. Один случай касается целого периода моей жизни; здесь я скажу только, что я считал себя обязанным благодарностью почтенному семейству профессора Мойера, и именно его почтеннейшей тёще Екатерине Афанасьевне Протасовой, урождённой Буниной (сестре по отцу Василия Андреевича Жуковского). Я был принят в этом семействе как родной и мечтал о женитьбе на его дочери. Мечтам юности не суждено было осуществиться, и я поневоле остался в долгу у незабвенной Екатерины Афанасьевны. Наконец, самый священный долг, оставшийся не так выполненным, — как бы мне теперь (но, увы, поздно!) хотелось это сделать, — был долг благодарности моей матери и двум старшим сёстрам. Со смерти отца, с 1824 по 1827 год, эти три женщины содержали меня своими трудами. Кое-какие крохи, оставшиеся после разгрома отцовского состояния, недолго тянулись; и мать, и сёстры принялись за мелкие работы; одна из сестёр поступила на работу в какое-то благотворительное детское заведение в Москве и своим крохотным жалованьем поддерживала существование семьи. Уроков я не мог давать: одна ходьба в университет с Пресненских прудов брала взад и вперёд часа четыре времени, да мать и не хотела, чтобы я работал. — Ты будешь, — говорилось, — чужой хлеб заедать; пока хоть какая-нибудь есть возможность, живи на нашем. Так и перебивались. К счастью нашему, в то блаженное время не платили за лекции, не носили мундиров, и даже когда введены были мундиры, то мне сшили сёстры из старых вещей какую-то мундирную куртку с красным воротником, и я, чтобы не обнаружить несоблюдения формы, сидел на лекциях в шинели, выставляя на вид только светлые пуговицы и красный воротник. Как мы выжили в Москве во время моего студенчества, для меня осталось загадкою. Квартира и отопление были, правда, даровые у дяди в течение года. А содержание? А платье? Две сестры, мать и две служанки, и я на прибавку. Сёстры работали; продавались какие-то остатки, но как этого доставало — не понимаю. Иногда, только иногда, в торжественные праздники, помогал мой крёстный отец, Семён Андреевич Лукутин; помогали иногда кое-какие старые знакомые. Но я не был благодарным по отношению к ним, о чём сейчас сожалею. (По Н. И. Пирогову*) Николай Иванович Пирогов (1810-1881) — русский хирург, анатом, естествоиспытатель, педагог.
Важно ли помогать человеку в ответ на оказанную им поддержку? Или достаточно лишь поблагодарить его на словах? В данном тексте Николай Иванович Пирогов поднимает проблему выражения благодарности.
Автор делится с читателем своими мыслями и опытом, связанными с проявлением благодарности, и признается в том, что был благодарен людям лишь в душе, а на деле священный долг оставался невыполненным. Н.А. Пирогов пишет об этом для того, чтобы подвести читателя к поставленной проблеме и перейти к ее раскрытию.
Затем следуют конкретные примеры невыполненного долга, а именно рассказ о поддержке, которую оказывали Н.А. Пирогову мама и сестры во время его студенчества. К сожалению, он не смог полноценно выразить свою благодарность сестрам и матери, несмотря на то что они работали и трудились, стараясь прокормить семью, и помогали ей выжить в Москве. Автор делится данным опытом