Среди многих постыдных поступков, которые я совершил в жизни, более всех памятен мне один.
«Ха… Орёт как жеребец!»- сказал я и выдернул вилку репродуктора из розетки. Голос певицы оборвался. Ребятня сочувственно отнеслась к моему поступку, поскольку был я в детдоме самым певучим и читающим человеком.
Но и сказочный Штраус, и огневой Брамс, и кокетливый Оффенбах не помогли - уже с середины первого отделения концерта слушатели, набившиеся в зал на музыкальное мероприятие только потому, что оно бесплатное, начали покидать зал. Да кабы просто так они его покидали, молча, осторожно, нет, с возмущениями, выкриками, бранью покидали, будто обманули их в лучших вожделениях и мечтах.
Я сидел, ужавшись в себя, слушал, как надрываются музыканты, чтоб заглушить шум и ругань в зале, и мне хотелось за всех за нас попросить прощения у милой дирижёрши в чёрненьком фраке, у оркестрантов, так трудно и упорно зарабатывающих свой честный, бедный хлеб, извиниться за всех нас и рассказать, как я в детстве…
Она-то, певица, уж никогда не услышит моего раскаяния, не сможет простить меня. Зато, уже пожилой и седой, я содрогаюсь от каждого хлопка и бряка стула в концертном зале, ….когда музыканты изо всех сил, возможностей и таланта своего пытаются передать страдания рано отстрадавшего близорукого юноши в беззащитных кругленьких очках.
Раскаиваемся ли мы в своих плохих поступках? Именно этим вопросом задается в своем тексте Астафьев.
Рассуждая о проблеме раскаяния, автор повествует нам историю о том, как, будучи в детдоме, он выдернул из розетки репродуктор, по которому звучала песня Надежды Обуховой, сославшись на то, что голос певицы показался ему раздражающим. Афанасьев делает особый акцент на том, что уже много лет спустя в Ессентуках, он увидел в негодующих от концерта классической музыки слушателях самого себя во время того случая в детдоме. Однако он сумел признать свою вину и исправиться: «Певица, которую я оскорбил когда-то словом, стала моей любимой певицей».
Позиция автора предельно ясна: человек, раскаявшийся в своем злодеянии, больше его не совершит.
Не могу не согласиться с мнением Астафьева. Действительно, вовсе немногие могут признать свою неп