В каких произведениях русской литературы герои проходят через трудные жизненные испытания и глубокие разочарования и в чём этих персонажей можно сопоставить с Раскольниковым? 

– ...Нил Павлыч, а Нил Павлыч! как его, джентльмена-то, о котором сообщили давеча, застрелился-то на Петербургской? – Свидригайлов, – сипло и безучастно ответил кто-то из другой комнаты. Раскольников вздрогнул. – Свидригайлов! Свидригайлов застрелился! – вскричал он. – Как! Вы знаете Свидригайлова? – Да... знаю... Он недавно приехал... – Ну да, недавно приехал, жены лишился, человек поведения забубённого, и вдруг застрелился, и так скандально, что представить нельзя... оставил в своей записной книжке несколько слов, что он умирает в здравом рассудке и просит никого не винить в его смерти. Этот деньги, говорят, имел. Вы как же изволите знать? – Я... знаком... моя сестра жила у них в доме гувернанткой... – Ба, ба, ба... Да вы нам, стало быть, можете о нём сообщить. А вы и не подозревали? – Я вчера его видел... он... пил вино... я ничего не знал. Раскольников чувствовал, что на него как бы что-то упало и его придавило. – Вы опять как будто побледнели. У нас здесь такой спёртый дух... – Да, мне пора-с, – пробормотал Раскольников, – извините, обеспокоил... – О, помилуйте, сколько угодно! Удовольствие доставили, и я рад заявить... Илья Петрович даже руку протянул. – Я хотел только... я к Заметову... – Понимаю, понимаю, и доставили удовольствие. – Я... очень рад... до свидания-с... – улыбался Раскольников. Он вышел, он качался. Голова его кружилась. Он не чувствовал, стоит ли он на ногах. Он стал сходить с лестницы, упираясь правою рукой об стену. Ему показалось, что какой-то дворник, с книжкой в руке, толкнул его, взбираясь навстречу ему в контору, что какая-то собачонка заливалась-лаяла где-то в нижнем этаже и что какая-то женщина бросила в неё скалкой и закричала. Он сошёл вниз и вышел во двор. Тут на дворе, недалеко от выхода, стояла бледная, вся помертвевшая, Соня и дико, дико на него посмотрела. Он остановился перед нею. Что-то больное и измученное выразилось в лице её, что-то отчаянное. Она всплеснула руками. Безобразная, потерянная улыбка выдавилась на его устах. Он постоял, усмехнулся и поворотил наверх, опять в контору. Илья Петрович уселся и рылся в каких-то бумагах. Перед ним стоял тот самый мужик, который только что толкнул Раскольникова, взбираясь по лестнице. – А-а-а? Вы опять! Оставили что-нибудь?.. Но что с вами? Раскольников с побледневшими губами, с неподвижным взглядом тихо приблизился к нему, подошёл к самому столу, упёрся в него рукой, хотел что-то сказать, но не мог; слышались лишь какие-то бессвязные звуки. – С вами дурно, стул! Вот, сядьте на стул, садитесь! Воды! Раскольников опустился на стул, но не спускал глаз с лица весьма неприятно удивлённого Ильи Петровича. Оба с минуту смотрели друг на друга и ждали. Принесли воды. – Это я... – начал было Раскольников. – Выпейте воды. Раскольников отвёл рукой воду и тихо, с расстановками, но внятно проговорил: Это я убил тогда старуху-чиновницу и сестру её Лизавету топором и ограбил. Илья Петрович раскрыл рот. Со всех сторон сбежались. Раскольников повторил своё показание. (Ф.М. Достоевский, «Преступление и наказание»)