Что скрывается за внутренними метаниями Гурова?

Од­на­ж­ды ночью, вы­хо­дя из док­тор­ско­го клуба со своим партнёром, чи­нов­ни­ком, он не удер­жал­ся и ска­зал:

– Если б вы знали, с какой оча­ро­ва­тель­ной жен­щи­ной я по­зна­ко­мил­ся в Ялте!

Чи­нов­ник сел в сани и по­ехал, но вдруг обер­нул­ся и оклик­нул:

– Дмит­рий Дмит­рич!

– Что?

– А да­ве­ча вы были правы: осет­ри­на-то с душ­ком!

Эти слова, такие обыч­ные, по­че­му-то вдруг воз­му­ти­ли Гу­ро­ва, по­ка­за­лись ему уни­зи­тель­ны­ми, не­чи­сты­ми. Какие дикие нравы, какие лица! Что за бес­тол­ко­вые ночи, какие не­ин­те­рес­ные, не­за­мет­ные дни! Не­исто­вая игра в карты, об­жор­ство, пьян­ство, по­сто­ян­ные раз­го­во­ры всё об одном. Не­нуж­ные дела и раз­го­во­ры всё об одном от­хва­ты­ва­ют на свою долю луч­шую часть вре­ме­ни, луч­шие силы, и в конце кон­цов оста­ет­ся какая-то куцая, бес­кры­лая жизнь, какая-то че­пу­ха, и уйти и бе­жать нель­зя, точно

си­дишь в су­ма­сшед­шем доме или в аре­стант­ских ротах!

Гуров не спал всю ночь и воз­му­щал­ся и затем весь день провёл с го­лов­ной болью. И в сле­ду­ю­щие ночи он спал дурно, всё сидел в по­сте­ли и думал или ходил из угла в угол. Дети ему на­до­е­ли, банк на­до­ел, не хо­те­лось ни­ку­да идти, ни о чём го­во­рить.

В де­каб­ре на празд­ни­ках он со­брал­ся в до­ро­гу и ска­зал жене, что уез­жа­ет в Пе­тер­бург хло­по­тать за од­но­го мо­ло­до­го че­ло­ве­ка, – и уехал в С. Зачем? Он и сам не знал хо­ро­шо. Ему хо­те­лось по­ви­дать­ся с Анной Сер­ге­ев­ной и по­го­во­рить, устро­ить сви­да­ние, если можно.

При­е­хал он в С. утром и занял в го­сти­ни­це луч­ший номер, где весь пол был об­тя­нут серым сол­дат­ским сук­ном и была на столе чер­ниль­ни­ца, серая от пыли, со всад­ни­ком на ло­ша­ди, у ко­то­ро­го была под­ня­та рука со шля­пой, а го­ло­ва от­би­та. Швей­цар дал ему нуж­ные све­де­ния: фон Ди­де­риц живёт на Старо-Гон­чар­ной улице, в соб­ствен­ном доме – это не­да­ле­ко от го­сти­ни­цы, живёт хо­ро­шо, бо­га­то, имеет своих ло­ша­дей, его все знают в го­ро­де. Швей­цар вы­го­ва­ри­вал так: Дры­ды­риц.

Гуров не спеша пошёл на Старо-Гон­чар­ную, отыс­кал дом. Как раз про­тив дома тя­нул­ся забор, серый, длин­ный, с гвоз­дя­ми.

«От та­ко­го за­бо­ра убе­жишь», – думал Гуров, по­гля­ды­вая то на окна, то на забор.

Он со­об­ра­жал: се­год­ня день не­при­сут­ствен­ный, и муж, ве­ро­ят­но, дома. Да и всё равно, было бы бес­такт­но войти в дом и сму­тить. Если же по­слать за­пис­ку, то она, по­жа­луй, попадёт в руки мужу, и тогда всё можно ис­пор­тить. Лучше всего по­ло­жить­ся на слу­чай. И он всё ходил по улице и около за­бо­ра под­жи­дал этого слу­чая. Он видел, как в во­ро­та вошёл нищий и на него на­па­ли со­ба­ки, потом, час спу­стя, слы­шал игру на рояли, и звуки до­но­си­лись сла­бые, не­яс­ные. Долж­но быть, Анна Сер­ге­ев­на иг­ра­ла. Па­рад­ная дверь вдруг от­во­ри­лась, и из неё вышла какая-то ста­руш­ка, а за нею бежал зна­ко­мый белый шпиц. Гуров хотел по­звать со­ба­ку, но у него вдруг за­би­лось серд­це, и он от вол­не­ния не мог вспом­нить, как зовут шпица.