Опираясь на приведенный фрагмент "Ионыча", ответьте на вопрос: что такое пошлость в чеховском понимании?

— Ну, Котик, сегодня ты играла, как никогда, — сказал Иван Петрович со слезами на глазах, когда его дочь кончила и встала. — Умри, Денис, лучше не напишешь.Все окружили ее, поздравляли, изумлялись, уверяли, что давно уже не слыхали такой музыки, а она слушала молча, чуть улыбаясь, и на всей ее фигуре было написано торжество.— Прекрасно! превосходно!— Прекрасно!— сказал и Старцев, поддаваясь общему увлечению. — Вы где учились музыке? — спросил он у Екатерины Ивановны. — В консерватории?— Нет, в консерваторию я еще только собираюсь, а пока училась здесь, у мадам Завловской.— Вы кончили курс в здешней гимназии?— О нет! — ответила за нее Вера Иосифовна. — Мы приглашали учителей на дом, в гимназии же или в институте, согласитесь, могли быть дурные влияния; пока девушка растет, она должна находиться под влиянием одной только матери.— А все-таки в консерваторию я поеду, — сказала Екатерина Ивановна.— Нет, Котик любит свою маму. Котик не станет огорчать папу и маму.— Нет, поеду! Поеду! — сказала Екатерина Ивановна, шутя и капризничая, и топнула ножкой.А за ужином уже Иван Петрович показывал свои таланты. Он, смеясь одними только глазами, рассказывал анекдоты, острил, предлагал смешные задачи и сам же решал их и всё время говорил на своем необыкновенном языке, выработанном долгими упражнениями в остроумии и, очевидно, давно уже вошедшем у него в привычку: большинский, недурственно, покорчило вас благодарю...Но это было не всё. Когда гости, сытые и довольные, толпились в передней, разбирая свои пальто и трости, около них суетился лакей Павлуша, или, как его звали здесь, Пава, мальчик лет четырнадцати, стриженый, с полными щеками.— А ну-ка, Пава, изобрази! — сказал ему Иван Петрович.Пава стал в позу, поднял вверх руку и проговорил трагическим тоном:— Умри, несчастная!И все захохотали.(А.П. Чехов, "Ионыч")