В каких произведениях русской классики отображён конфликт между представителями разных поколений и в чём эти произведения можно сопоставить с тургеневскими «Отцами и детьми»?
– Вот мы и дома, – промолвил Николай Петрович, снимая картуз и встряхивая волосами. – Главное, надо теперь поужинать и отдохнуть. – Поесть действительно не худо, – заметил, потягиваясь, Базаров и опустился на диван. – Да, да, ужинать давайте, ужинать поскорее. – Николай Петрович без всякой видимой причины потопал ногами. – Вот кстати и Прокофьич. Вошёл человек лет шестидесяти, беловолосый, худой и смуглый, в коричневом фраке с медными пуговицами и в розовом платочке на шее. Он осклабился, подошёл к ручке к Аркадию и, поклонившись гостю, отступил к двери и положил руки за спину. – Вот он, Прокофьич, – начал Николай Петрович, – приехал к нам наконец... Что? как ты его находишь? – В лучшем виде-с, – проговорил старик и осклабился опять, но тотчас же нахмурил свои густые брови. – На стол накрывать прикажете? – проговорил он внушительно. – Да, да, пожалуйста. Но не пройдёте ли вы сперва в вашу комнату, Евгений Васильич? – Нет, благодарствуйте, незачем. Прикажите только чемоданишко мой туда стащить да вот эту одежонку, – прибавил он, снимая с себя свой балахон. – Очень хорошо. Прокофьич, возьми же их шинель. (Прокофьич, как бы с недоумением, взял обеими руками базаровскую «одежонку» и, высоко подняв её над головою, удалился на цыпочках.) А ты, Аркадий, пойдёшь к себе на минутку? – Да, надо почиститься, – отвечал Аркадий и направился было к дверям, но в это мгновение вошёл в гостиную человек среднего роста, одетый в тёмный английский сьют, модный низенький галстух и лаковые полусапожки, Павел Петрович Кирсанов. На вид ему было лет сорок пять: его коротко остриженные седые волосы отливали тёмным блеском, как новое серебро; лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и лёгким резцом, являло следы красоты замечательной; особенно хороши были светлые, чёрные, продолговатые глаза. Весь облик Аркадиева дяди, изящный и породистый, сохранил юношескую стройность и то стремление вверх, прочь от земли, которое большею частью исчезает после двадцатых годов. Павел Петрович вынул из кармана панталон свою красивую руку с длинными розовыми ногтями, – руку, казавшуюся ещё красивей от снежной белизны рукавчика, застёгнутого одиноким крупным опалом, и подал её племяннику. Совершив предварительно европейское «shake hands», он три раза, по-русски, поцеловался с ним, то есть три раза прикоснулся своими душистыми усами до его щёк, и проговорил: «Добро пожаловать».
Николай Петрович представил его Базарову: Павел Петрович слегка наклонил свой гибкий стан и слегка улыбнулся, но руки не подал и даже положил её обратно в карман. – Я уже думал, что вы не приедете сегодня, – заговорил он приятным голосом, любезно покачиваясь, подёргивая плечами и показывая прекрасные белые зубы. – Разве что на дороге случилось? – Ничего не случилось, – отвечал Аркадий, – так, замешкались немного.
Проблема конфликта между поколениями «отцов и детей» нашла отклик во многих произведениях русской классики. Одним из самых ярких примеров является пьеса А.С.Грибоедова «Горе от ума», где представитель молодого поколения, Чацкий, восстает против безнравственных порядков «фамусовского общества». Молодого бунтаря возмущают пороки людей, взявших на себя роль «судей» и воспитателей («не надобно другого образца, когда в глазах пример отца» - убеждает Фамусов свою дочь). Вся «старая Москва» буквально прогнила с точки зрения нравственности: здесь процветают чинопочитание, властолюбие, любовь к деньгам, страх просвещения. Чацкий, которому «прислуживаться тошно», не желает мириться со старыми порядками и не признает авторитета старшего поколения, громко вопрошая: «А судьи кто?», изобличая его пороки. Это в какой-то мере делает его похожим на тургеневского Базарова, так же не принимающего авторитет «стариков», но у Тургенева объектом спора становятся не столько моральные устои, сколько идеи (ведь Базаров пытался доказать Павлу Петровичу, что «порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта»).
Но поистине «темным царством» поколение «отцов» предстает перед читателем в драме А.Н.Островского «Гроза». «Старики» - Кабаниха и помещик Дикой – являются ревностными хранителями традиционных устоев и в своем стремлении их поддерживать доходят