В каких произведениях русской классики отображены взаимоотношения дворянства и народа и в чём эти произведения можно сопоставить с «Капитанской дочкой» А.С. Пушкина?
На другой день утром пришёл я к Марье Ивановне. Я сообщил ей свои предположения. Она признала их благоразумие и тотчас со мною согласилась.
Отряд Зурина должен был выступить из города в тот же день. Нечего было медлить. Я тут же расстался с Марьей Ивановной, поручив её Савельичу и дав ей письмо к моим родителям. Марья Ивановна заплакала. «Прощайте, Пётр Андреич! –
сказала она тихим голосом. – Придётся
ли нам увидаться, или нет, Бог один это знает; но век не забуду вас; до
могилы ты один останешься в моём сердце». Я ничего не мог отвечать.
Люди нас окружали. Я не хотел при них предаваться чувствам, которые меня
волновали. Наконец она уехала. Я возвратился к Зурину, грустен и
молчалив. Он хотел меня развеселить; я думал себя рассеять: мы провели
день шумно
и буйно и вечером выступили в поход.
Это было в конце февраля. Зима, затруднявшая военные распоряжения, проходила, и наши генералы готовились к дружному содействию. Пугачёв всё ещё стоял под Оренбургом. Между тем его отряды соединялись и со всех сторон приближались к злодейскому гнезду. Бунтующие деревни при виде наших войск приходили в повиновение; шайки разбойников везде бежали от нас, и всё предвещало скорое и благополучное окончание.
Вскоре
князь Голицын, под крепостию Татищевой, разбил Пугачёва, рассеял его
толпы, освободил Оренбург и, казалось, нанёс бунту последний
и решительный удар…
Но Пугачёв не был пойман. Он явился на сибирских заводах, собрал там новые шайки и опять начал злодействовать. Слух о его успехах снова распространился. Мы узнали о разорении сибирских крепостей. Вскоре весть о взятии Казани и о походе самозванца на Москву встревожила начальников войск, беспечно дремавших в надежде на бессилие презренного бунтовщика. Зурин получил повеление переправиться через Волгу.
Не стану описывать нашего похода и окончания войны. Скажу коротко, что бедствие доходило до крайности. Мы проходили через селения, разорённые бунтовщиками, и поневоле отбирали у бедных жителей то, что успели они спасти. Правление было повсюду прекращено: помещики укрывались по лесам. Шайки разбойников злодействовали повсюду; начальники отдельных отрядов самовластно наказывали и миловали; состояние всего обширного края, где свирепствовал пожар, было ужасно... Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!
Пугачёв бежал, преследуемый Иваном Ивановичем Михельсоном. Вскоре узнали мы о совершенном его разбитии. Наконец Зурин получил известие о поимке самозванца, а вместе с тем и повеление остановиться. Война была кончена. Наконец мне можно было ехать к моим родителям! Мысль их обнять, увидеть Марью Ивановну, от которой не имел я никакого известия, одушевляла меня восторгом. Я прыгал как ребёнок. Зурин смеялся и говорил, пожимая плечами: «Нет, тебе несдобровать! Женишься –
ни за что пропадёшь!»
Но между тем странное чувство отравляло мою радость: мысль
о злодее, обрызганном кровию стольких невинных жертв, и о казни, его ожидающей, тревожила меня поневоле: «Емеля, Емеля! –
думал я с досадою, – зачем не наткнулся ты на штык или не подвернулся под картечь? Лучше ничего не мог бы ты придумать». Что прикажете делать? Мысль о нём неразлучна была во мне с мыслию о пощаде, данной мне им в одну из ужасных минут его жизни, и об избавлении моей невесты из рук гнусного Швабрина.
(А.С. Пушкин, «Капитанская дочка»)
Помимо А.С. Пушкина, взаимоотношения дворянства и народа в своих произведениях отображали многие отечественные классики, например, Д.И. Фонвизин и Л.Н. Толстой. Так, героиня комедии Фонвизина "Недоросль", госпожа Простакова, в отношении к своим "людям" груба и жестока. Портного Тришку она ругает за плохо сшитый кафтан, называет "воровской харей", а старая Еремеевна, няня Митрофана получает от Простаковой "по пяти рублей на год да по пяти пощёчин на день". Однако, если в "Капитанской дочке" народ бунтует, восстаёт против самодержавной власти, то слуги Простаковой рабски покорны, в них нет стремления к свободе и справедливости.
В романе-эпопее "Война и мир" автор задумывается над