(1)Выражение «гамбургский счёт» появилось у меня так.
(2)В 20–е годы Союз писателей в старом своём составе, как одна из писательских организаций, находился в Доме Герцена по Тверскому бульвару. (3)Было лето. (4)На первый этаж прямо в сад выходил большой тент: под тентом был ресторан, и весь первый этаж тоже был рестораном.
(5)Поваром ресторана был человек, фамилию которого я забыл; знаю, что по прежней своей профессии он являлся цирковым борцом.
(6)К нему приходили большие, уже немолодые люди, они садились тяжело на стулья и, как помнится мне, иногда нарочно их ломали.
(7)Шеф-повар для своих друзей приготовлял винегрет; порции подавались в больших, специально купленных умывальных тазах. (8)После такой закуски люди ели обед.
(9)Раз пришёл человек, менее других отяжелевший, но всех крупнее. (10)Вокруг него сразу образовалась свита, расположившаяся по рангам: это был Иван Поддубный. (11)Пришёл он с борьбы: боролись в цирке Шапито. (12)Было тогда Поддубному 70 лет. (13)Его попросили выступить бороться. (14)Рассказал он об этом спокойно: — Бороться в 70 лет, — говорил Поддубный, — нельзя, но показать, как борются, можно. (15)Да и знали все, что меня по моему рангу положить нельзя. (16)Нехорошо человека в 70 лет вдруг взять да и положить на лопатки.
(17)— Показываю я перекат и вдруг чувствую, что мой молодой напарник хочет меня прижать, вместо того чтобы дать мне показать классический мост.
(18)Дальше я рассказываю точно:
(19)— Бороться в 70 лет нельзя, но две минуты или одну минуту я могу быть сильнее другого борца на сколько угодно. (20)Но я никогда не толкался. (21)Если бы мы толкались, живых бы не было. (22) А тут я его толкнул; его унесли на доске. (23)На что шеф-повар сказал спокойно:
— Пускай помнит гамбургский счёт!
(24)Я спросил, что такое гамбургский счёт, и мне объяснили, что это счёт без условностей, без наигрыша. (25)Его в старину устанавливали в Гамбурге на закрытых состязаниях — без публики.
(26)Я написал о Поддубном и гамбургском счёте и, издавая книгу, включил туда этот рассказ. (27)Мне посоветовали в издательстве вынести это название на обложку. (28)Было это в 1924 году.
(29)Через 25 лет Константин Симонов во время борьбы с космополитизмом напомнил этот мой рассказ и на много лет прижал меня на лопатки.
(30)Как мне говорил Александр Фадеев, меня в дискуссии «не должны были упоминать».
(31)Я сейчас не собираюсь толкаться, но скажу, что речь Симонова напечатала центральная газета «Правда» в 1949 году. (32)С тех пор мои рассказы не принимал ни один журнал.
(33)А через год в одном из очерков о жизни деревни, в разговоре колхозников, я прочитал: «А вот мы сейчас ему устроим гамбургский счёт». (34)Это говорилось, насколько я помню, про соседа, который жил нечестно, занимался показухой.
(35)Значит, читали мой рассказ эти простые люди, если запомнилось им и само выражение, и его смыслы.
(36)В спорте существует олимпийский счёт, который, благодаря значению состязания, является истинным счётом, потому что у него есть показатели, которые можно проверить. (37)В искусстве правила счёта иногда нарушают, и человек, объявленный чемпионом, вдруг появляется на лотке уценённых книг.
(38)Так что, значит, гамбургский счёт, без показухи, без обмана, есть и в литературе.
(По В.Б.Шкловскому)
Каким должно быть творчество писателя? Таким вопросом задаётся автор.
Размышляя над этой проблемой, Шкловский делится воспоминаниями о том, как Константин Симонов во время борьбы с писателями-космополитами «прижал» его. Автор считает, что в искусстве «правила счёта иногда нарушают», потому что газета «Правда» напечатала речь Симонова в 1949 году и рассказы Шкловского не принимал ни один журнал. Однако писатель подчёркивает, что в одном из очерков о жизни деревни он прочитал: «А вот мы сейчас ему (вероятно, соседу, который жил нечестно) устроим гамбургский счёт, положим его на лопатки». Шкловский приходит к выводу, что «гамбургский счёт» есть и в литературе, потому что его рассказ читали «простые люди».
Таким образом, автор подводит нас к мысли: творчество писателя заключается не в том, что он поддерживает действующую власть или занимает высокое положение в обществе, а в том, что «простые люди» читают и ценят его произведения.
Тру